23May
-я сейчас уйду спать и оставлю тебя сидеть в тенмоте, раз ты так хочешь, но, пржде чем погасить свет, задам один вопрос. не тебе, не себе, а в пространство. возможно, маленькая упрямая девочка должна вести себя лучше?
под каждым окном нахмурили брови, разинули рты – съедят! – головы без туловища. головы страшные, сырая тьма подъезда жуткая…
а мы скакали на одной ножке, лечили царапины слюной, зарывали клады, резали ножиком дождевых червей, подглядывали за старухой, стиравшей в реке разовые штаны. я забыла твое лицо, которое никогда не знала, прижмусь к темному подолу, и пусть твои теплые старенькие руки отогреют мое замершее, заблудившиеся, запугавшееся сердце!
Ты размотаешь мой шарф, отстегнешь впившуюся пуговку, уведешь в пещерное тепло детской, где желтый ночник, где мягкие горы кровати, и закапают горькие слезы детские в голубю тарелку с кроликом с красной морковкой с зазнавшейся гречневой кашей, которая сама себя хвалит.и видя это, ты сама заплачешь, подсядешь ко мне, обнимешь, и не спросишь, поймешь сердцем, как понимает зверь зверя.
под каждым окном нахмурили брови, разинули рты – съедят! – головы без туловища. головы страшные, сырая тьма подъезда жуткая…
а мы скакали на одной ножке, лечили царапины слюной, зарывали клады, резали ножиком дождевых червей, подглядывали за старухой, стиравшей в реке разовые штаны. я забыла твое лицо, которое никогда не знала, прижмусь к темному подолу, и пусть твои теплые старенькие руки отогреют мое замершее, заблудившиеся, запугавшееся сердце!
Ты размотаешь мой шарф, отстегнешь впившуюся пуговку, уведешь в пещерное тепло детской, где желтый ночник, где мягкие горы кровати, и закапают горькие слезы детские в голубю тарелку с кроликом с красной морковкой с зазнавшейся гречневой кашей, которая сама себя хвалит.и видя это, ты сама заплачешь, подсядешь ко мне, обнимешь, и не спросишь, поймешь сердцем, как понимает зверь зверя.